Мои силы были на исходе. Я наконец встретила достойного противника! Я подумала об этом, на секунду отвлеклась и… дала повод Капкану поставить мне синяк под другим глазом. Я откатилась в сторону, успев при этом задеть ногой фотоаппарат и отшвырнуть его подальше.

Я оказалась зажатой в углу. «Это конец», – промелькнула в моей голове не самая радостная мысль. Я отчаянно бросилась вперед, уже ни на что не надеясь. И вдруг произошло чудо. Капкан допустил ошибку: в его обороне открылась брешь, и наркоторговец незамедлительно был награжден старым добрым ударом в челюсть. Мой противник подпрыгнул, распрямил ногу, но она была перехвачена моими руками. Тот же самый прием минуту назад Капкан произвел в отношении меня. Я бросила его на пол, и он не успел вскочить на ноги: пока он поднимался, я со всей силы опустила пятку ботинка ему на темя. Капкан упал лицом вниз и потерял сознание. Я выкрутила ему руки и уложила на живот.

– Веревку! – закричала я Дмитрию Анатольевичу. – Поищите веревку!

Степанов отправился рыскать по дому. Вскоре он объявился с тремя кусками бельевой веревки в руках, на ходу срывая с них разноцветные прищепки. Я сноровисто связала Капкана по рукам и ногам.

– Еще веревку!

Степанов поспешил выполнить мою просьбу и вернулся уже с целым мотком бечевки в руках. Я не стала расспрашивать, где он ее раздобыл.

Капкан не приходил в себя несколько минут. Мы с Дмитрием Анатольевичем сидели около него и ждали. Я успела проверить сохранность фотоаппарата. Все было в порядке.

Маша словно стряхнула с себя оцепенение.

– Можно, я… пойду? – испуганно попросила она.

– Иди, – кивнула я.

Маша собрала в охапку все свои наркоманские причиндалы и поспешно удалилась.

Наконец Капкан приоткрыл веки, увидел нас и все вспомнил.

– Кто вы? – был его первый вопрос.

– Мы – твоя погибель, – ответила я.

Капкан выплюнул окровавленный обломок зуба. Челюсть я ему повредила недурно.

– Что вам от меня нужно?

– Хотим отправить тебя за решетку, – медленно, словно над чем-то раздумывая, промолвил Степанов.

– Вы из ФСБ?

– Мы частные лица, – сказала я.

– Тогда что вас заставило на меня охотиться?

– Ты погубил мою жену! – дрожащим от гнева голосом произнес Дмитрий Анатольевич. – Она мертва по твоей вине!

– А кто твоя жена?

– Степанова Елена Руслановна. Ты продавал ей наркотики!

Из горла Капкана вырвалось подобие смеха, больше похожее на воронье карканье.

– А ведь она рассказывала о тебе! Только представлял я тебя совсем по-другому. Но Лена никогда не была наркоманкой. И никогда бы ею не стала. У нее не было предрасположенности. Я чую латентных наркоманов за версту. И я превращаю их из латентных в действующих. Это все – часть моей профессии, – он натужно перевел дыхание. – Если бы Лена была латентной наркоманкой, я бы посадил ее на наркотики еще много лет назад и вряд ли она бы так хорошо сохранилась до последнего момента.

– Тебя видели с моей женой на проспекте, – заговорил Дмитрий Анатольевич. – О чем она могла с тобой беседовать? К тому же перед смертью она упомянула число тринадцать. Разве это не твой отличительный признак? – и он указал на татуировку на руке наркодельца.

– Мы учились с Еленой в одном классе, всегда тепло относились друг к другу, благо она не была моей потенциальной клиенткой. И сохраняли дружеские отношения до самой ее смерти. Кстати, когда до меня дошел слух, что Лена умерла, я очень расстроился. Она не была наркоманкой. А почему она вспомнила о числе тринадцать, я понятия не имею. Эту наколку имеют все мои одногодки, служившие со мной в одном отделении спецназа, – ответил Капкан.

– Но Елена умерла от передозировки! Ее нашли на пляже со шприцем и ампулами, с характерными точками и синяками на запястьях! – заорал Степанов.

– Что она колола?

– Этого никто не знает.

И тут я кое-что вспомнила.

– Постойте! Капкан, что значит, если некоторые уколы нанесены мимо вены?

– Кололся новичок или дилетант, хотя, замечу, понятия эти растяжимые. Опытный наркоман по вене не промажет. Кроме редких случаев.

– А новичок станет себе вводить смертельно опасную дозу?

– Нет. Кроме редких случаев, – слово в слово повторил этот ублюдок.

– А что значит, если человек не попадал иглой в вену и все же умер от передозировки?

– Это значит, что человек не был наркоманом и пал жертвой чьего-то злого умысла.

– А если человек сделал две удачные инъекции в один и тот же участок вены, если точки от уколов расположены буквально в соседстве миллиметра друг от друга?

– Человек, однозначно, умер насильственной смертью, так как контроль попадания в вену – первое, чему учат всех начинающих наркоманов. Это – азы. Такие ошибки не допускаются. Конечно, исключения возможны всегда, это предусмотрено теорией вероятностей, но так как вы, насколько я понимаю, имеете в виду Лену, то я могу на сто процентов вас заверить, что наркоманкой она не была.

– За решетку ты все равно отправишься, сажал ты Елену на наркотики или нет, – лишил Капкана последней надежды Степанов.

– Тебе-то самому, Капкан, не стыдно за то, что ты с людьми делал? – спросила я.

Делец вновь разразился смехом-карканьем.

– Вы так восхитительно наивны! – заявил он. – Неужели вы думаете, что, посади меня за решетку, жертв наркомании станет меньше? Мою экологическую нишу тут же займут другие. Такие же сволочи, как и я. Спрос рождает предложение! А знаете, что породило таких, как мы?

– Нет, – призналась я.

– То, что творят такие, как вы. Есть у ростоманов – так называют тех, кто верует в бога Джа и употребляет марихуану, – такое философское понятие, как Вавилон. Вавилон – это все, что исходит от человечества в целом и от большинства людей в отдельности, причиняя вред другим людям. Вавилон воздвигло человечество и теперь страдает от него на протяжении тысячелетий. Все войны и акты насилия – плоды Вавилона. Вавилон живет в людях, но в то же время он как бы над ними. Это отдельный организм. У Вавилона много обличий. Важно понять, что все они – элементы целого. Люди никогда не могли просто жить мирно и счастливо. Они убивали друг друга, воровали друг у друга. Чтобы как-то усмирить их, возникло то, что впоследствии стало называться в одних странах полицией, в других – милицией… То, что вроде призвано бороться с Вавилоном. Но кошка не может породить собаку, собака не может породить кузнечика, и Вавилон не может породить ничего, кроме Вавилона. Возьмите пример в масштабе народов. Народы, будучи не способными ужиться друг с другом, породили государства и армии. Государства и армии породили войны. Милиция породила тюрьмы и блатную культуру. Вы знаете, что криминальные характеры формируются не где-нибудь, а именно в тюрьмах, призванных исправлять преступников? Борясь с такими, как я, вы вкладываете свою лепту в благополучие правоохранительной системы, которая впоследствии через систему сложных связей таких же, как я, вновь их породит. И это такие, как вы, добропорядочные граждане, создали благоприятную социальную среду для наркомании. Все ветви Вавилона тесно переплетены, помечены единым клеймом. Одна питает другую. Можете поразмышлять над этим на досуге, – он хрипло перевел дыхание.

– У тебя безупречная философия, Капкан, – сказала я. – Ты прекрасно объяснил, как Вавилон рождается, но не объяснил, как с ним бороться. А я тебе объясню. Тем же путем, через систему сложных связей. И если бы ты, вместо того, чтобы отправлять людей на тот свет, помогал бы им выбрать верную дорогу, поверь, это вавилонское «дерево» здорово пошатнулось бы. Ты породил бы силу, противостоящую Вавилону, которая тоже живет в нас и в то же время как бы над нами. И которая тоже – единый, имеющий множество обличий организм.

Капкан пробормотал что-то невнятное.

– Я позвоню в милицию, – сказала я. – Надеюсь, Капкан, у тебя хватит ума не отрицать своей вины?

* * *